Начало классицизма в Петербурге — по В. Курбатову
Работы архитекторов Деламота, Фельтена, Ринальди и Старова постепенно подготовили благодатную почву к переходу к новому стилю, который в конце 18 века влился в Россию и достиг в ней наивысшего развития. Это стиль — классический. На первый взгляд кажется, что он был внесен одним желанием императрицы Екатерины II и не связан с тем, что до него делалось. Но при всем отличии от предыдущего, он не был чужд России, как не был чужим ни в одной стране.
Формы изгиба рокайль или готические арки свойственны лишь определенной эпохе. Классические — балка, колонна, свод и купол в тех идеальных формах, которые были сформулированы греками, могут быть применены в любую эпоху. Они не соответствовали ни титаническим усилиям Петра, ни роскоши непрерывного праздника Елизаветы, умевшей совершенно отделить официальную жизнь от личной. Приобретая Польшу, Россия приходила в тесное соприкосновение с Западной Европой. Жизнь страны менялась. Москва теряла политическое значение, а Петербург быстро и решительно возвышался.
Для создания новой обстановки императрица вызвала зодчих из заграницы, и таковыми были Камерон и Кваренги. И тот, и другой явились свободными от какого-либо местного стиля с запасами новых идей, собранных при изучении построек древних…
Нечего в Италии искать образцы портиков Кваренги или в Англии висячего сада Камерона и внутренних колоннад Казанского собора. И там они есть, но они не столь великолепны, как в России, и появились позже. Стремление к классицизму зародилось давно и ведет начало от римских построек. Браманте, Виньола и Палладио жадно изучали обломки античных зданий, указывали, как применять их мотивы, и старались использовать их сами. Но усилия были тщетны.
Постройки этих мастеров почти равняются по совершенству с постройками древних, но настроение в них полно свободы Ренессанса. В Италии, где все блистало индивидуальностью, и во Франции, где над всем доминировавшая власть короля клонилась к упадку, классический стиль не мог развиться. В Англии, где весь народ действовал как целое, и в России, где императорская власть достигала все высшего и высшего могущества, применение классических форм было естественным. Но в Англии этот стиль развивался мягче, с оттенком изящества 18 века, в России получило преимущество строгое, почти холодное совершенство неоримского стиля. Екатерина II была носительницей западной культуры в столице недавней Московии.
Все азиатское, что еще оставалось в русской жизни, было ей чуждо. Вот почему ее постройки в Петербурге так величественны, строги и так чужды уютности пышной эпохи Елизаветы… У себя в Царском Селе Екатерина искала уюта и предпочитала грациозные сооружения Камерона строгим постройкам Кваренги…
В Царском Селе Камерон создал для императрицы исключительно уютные комнаты, украсив их легчайшими колонками, взятыми с архитектурных росписей Палатина и Помпеи, а в добавление к ним придумал отделку из цветного стекла, золоченой бронзы и драгоценных рельефов Веджвуда. Агатовые комнаты императрицы он поместил в висячем саду, а невысокий фасад их украсил овальным портиком — ротондой. От висячего сада к парку Камерон опустил пологий на тяжелых аркадах спуск для императрицы, не любившей лестниц, а в сторону озера протянул легкую ионическую колоннаду, на грузном двухэтажном постаменте из пудожского камня.
Для входа на нее со стороны пруда была построена одна из грандиознейших по размерам лестниц. Внизу прямая и очень широкая, наверху она делится на две, изгибающиеся у входа в нижний этаж галереи. Расстановка колонн не вполне согласна с классическим типом прямой колоннады, но размеры и детали удивительны, а колонны эффектно рисуются на голубом небе. Эти сооружения были важны в истории петербургского строительства тем, что широко применялся для наружной отделки, вместо непрочной штукатурки, пудожский камень.
Дальнейшая деятельность Камерона протекала в Павловске, где он строил для цесаревича дворец, скромный по размерам, но имевший мало равных по изяществу, и много парковых павильонов. В Петербурге Камерону ничего не пришлось строить, но влияние его очень сильно сказалось на его помощнике Бренна и на Воронихине.